Когда Одиссей со своими спутниками блуждал по водам Океана, возвращаясь домой с троянской войны, ветер и волны занесли его корабли в малоизвестную гавань.
В окрестностях гавани обитало неизвестное племя, которое Гомер назвал лестригонами. Правил этой страной царь Антифат, а находящееся у бухты поселение называлось Телепилой. Средства к существованию лестригоны добывали себе скотоводством : днем они выгоняли на горные пастбища «белорунных баранов», а ночью – «быков кривоногих».
Выйдя на берег, Одиссей поднялся на гору и огляделся, надеясь увидеть людей, но кругом было безлюдно. Тогда послал он трех самых расторопных воинов отыскать местных жителей и разузнать, кто они такие. Вскоре воины вышли к гладкой дороге, по которой в Телепилу направлялись на возах дрова и повстречали там «сильную деву», направляющуюся с кувшином за водой к общественному источнику, именуемому Артакийским ключом.
Девушка оказалась дочерью правителя лестригонов Антифата и указала путникам на высокий дом своего отца. Войдя в дом, воины ужаснулись, увидев жену царя – женщину невероятных размеров, ростом «с великую гору»
«Царица» велела немедленно позвать Антифата, который прибежав, тут же проявил свои каннибальские наклонности: «жадно схватил одного и сожрал».
Двое оставшихся в живых бросились бежать к кораблям, а Антифат стал криками созывать своих мускулистых подданных, «великанам, не людям подобным». Лестригоны начали сбрасывать с утесов огромные камни, стремясь попасть в корабли Одиссея. Корабли трещали и ломались как щепки, среди воинов Одиссея поднялась паника. Путешественником всех переловили, «как рыб нанизали на колья и в город всех унесли на съеденье».
Из всех судов уйти удалось только лишь галере Одиссея, которая была привязана не в глубине бухты, как остальные, а у самого выхода из нее, под утесом. В то время, когда гибли его люди и корабли, царь Итаки перерубил мечом канат, которым его судно было привязано к утесу, велел своим спутникам крепче налечь на весла, и вышел из бухты. Долго сокрушался Одиссей о погибших товарищах и пропавших кораблях, но как повествует Гомер, «радуясь в сердце, что сами спаслись от смерти».